этот Повелитель - самый правильный повелитель!
09.05.2011 в 18:43
Пишет juo_M:Осколки воспоминаний
От juo_M: Просилась эта история давно и прочно, потому что было ощущение недостатка отдельных обоснуев. Теперь вроде все ровно.
От Mirabella: Хотелось пожалеть и почесать за ушком. Хотя, нет, скорее хотелось найти истоки войны, странной и нелогичной, когда противостояние вмиг оборачивается сплоченностью.
Предупреждение: демоны, слеш, местами ангст пополам с юстом, по старой доброй традиции не вычитано толком.
Статус: закончен.
Примечание: герои и мир нашей ролевой.
пейринг Повелитель/Зорн, остальные намеками
Как-то незаметно мы спелись с Дарком и проводили много времени вместе, ожидаючи возвращения князя, который по-прежнему боялся оставлять мальчишку одного и требовал от меня за ним присматривать. Хотя, кто за кем присматривал на самом деле, было большим вопросом.
Привычка читать ему что-то из демонских трактатов перед сном незаметно переплавилась в рассказы о прошлом миров, подхлестываемые вопросами Дарка. Обычно его интересовал лишь Фрай и все, что с ним связано прямо или косвенно, а еще Повелитель. Только вот о Нем мальчишка боялся спрашивать, словно какое-то невысказанное соглашение повисло между нами. Только я понимал, что это ненадолго. Но вот того, что он спросит о нас, о Повелителе и обо мне, никак не ожидал. Иногда этот мальчишка ставил меня в тупик.
Задумался, ответить ли, а если и рассказать, то, что именно. Сам не заметив как, подтянул ноги на кровать и обнял руками колени. Это всегда было больной темой. Но может, если рассказать, будет не так горько?
Память услужливо подкинула воспоминание. Я сидел у Его ног, Повелитель отрешенно перебирал темное серебро моих волос; во мне плескалась, клокоча и разъедая внутренности, обида.
– Почему Вы отдали трон ему? Мы почти равны по силе. Он несдержанный, не умеющий мыслить наперед и принимать решения, повинуясь разуму, а не эмоциям.
– Вы нужны мне оба, – ладонь приподняла мое лицо за подбородок, и я потерялся в этих бездонных глазах. – Если бы я отдал трон тебе, разве Фрай остался бы рядом? А ты всегда будешь за его спиной.
– Скажите, мой господин, это Вы приложили руку к моей любви?
– Разве это важно? Неужели имеет значение, почему ты что-то чувствуешь? Разве не ценнее само чувство?
Горькая улыбка скривила мои губы.
Долгое время я злился, не зная ответа на тот вопрос, но прекрасно понимая – кое в чем Повелитель прав, происхождение чувства не имеет значения, главное – от этой безумной любви мне никуда не деться. И только совсем недавно, по меркам демона, пришел покой – Фрая, мой несдержанный огненный вихрь, сердце выбрало само, без чьей-либо указки. А Повелитель… Он просто провоцировал нас обоих. Меня, чтобы я отгорел, перебесился и стал послушным орудием в руках молодого князя, обеспечив ему надежный тыл. Фрая, чтобы тот, наконец, понял, что не сможет справиться сам и ему нужна не столько моя сила, сколько поддержка и знания.
А еще Он провоцировал ревность. Зная моего огнеокого демона, как величайшего собственника, Повелитель понимал, что Фрай не сможет делить с кем-либо своего любовника. Возможно, ревность была бы тем огненным мечом, что содрала бы его шоры, позволив разглядеть не только мою любовь, но и собственные привязанности. Нужно было лишь подстроить, чтобы Фрай застал меня с кем-то. Впрочем, Повелитель прекрасно знал и другое – я покорюсь лишь сильнейшему, а значит выбор невелик: князь и Он сам. Плохой выбор. Судьба вновь сдала мне крапленые карты. Ревность вспыхнула, но Фрай взревновал Его, а не свою мимолетную игрушку, что зажимал несколько раз по темным углам. Но Повелитель не был бы собой, если бы не сумел и это повернуть в своих интересах. Господин Трех миров и судеб всех, в них живущих, оказался прав – ненависть порой способна связать сильнее любви. И Он обрек меня на века княжеской ярости, ревности и ненависти.
Мне так и не удалось забыть взгляд Фрая, когда он впитывал, не в силах противиться не власти Его прямого приказа, но притяжению Его силы и красоты, впитывал как губка малейший жест, каждое движение, которым дарил меня Повелитель, заполняя собой. Клянусь бездной, ни до, ни после во все века моей жизни в обличье демона мне не было так безудержно страшно и горько – видеть, как ненависть вспыхивает в алых зрачках миллионами пожаров, знать, что она будет не просто тлеть, но бесноваться в них целые эпохи, не теряя своей бушующей силы, понимать, что я ничего не могу изменить.
– Ты звал меня, Повелитель? – серебро волос рассыпалось, скрыв мое лицо и вспыхнувший в глазах ужас от того, что маятник пришел в движение, едва уловимое, но все же – равновесие пошатнулось.
Прежде, чем я понял, что именно задумал тот, кто по своей минутной прихоти не раз заставлял миры содрогаться в тяжелых катаклизмах, убивающих все живое, Повелитель оказался за моей спиной, проведя ладонью по предплечью. Сердце сдавило в ледяных тисках – Он давно не звал меня в постель, даже Фрая, отчаянно алчущего внимания Повелителя, избегал, доводя до яркого искрящегося бешенства, одаривая лишь мимолетными холодными взглядами и скупыми прикосновениями. А сейчас я находился в Его покоях, в полной и безграничной власти Того, кому невозможно перечить. Маятник раскачивался все отчетливее, а под Его острыми когтями обнажалось мое тело, сверкая мелкими капельками крови там, где одежда превращалась в лохмотья. От своей Повелитель избавился в одно мгновение и запер меня в удушливых тисках своих объятий, слизывая с кожи плеч кровь из уже затянувшихся царапин.
Равновесие миров на кончиках Его пальцев, отлетевшая от мощного пинка дверь, знакомая аура за спиной, сотканная сейчас из гнева, ярости, ненависти, испепеляющей злости и… обиды. В этот раз на поле не тысячи фигурок, но только две пешки – я и Фрай, а Повелитель лишь сторонний наблюдатель, тот, кто дергает за ниточки, как в марионеточном театре Верхнего мира. Горечь и обреченность заполнили все мое существо, тело уже покорилось – в первое мгновение дернувшись в объятьях моего кошмара, расслабленно откинуло голову на Его плечо, прижавшись спиной к груди и закрыв глаза. Но глупое сердце никак не желало признать поражение там, где никогда не выиграть – щеку обожгло горячей влагой, губы сложились в беззвучное: «Пожалуйста, только не так, не перед ним… Все, что захочешь, только пусть он уйдет». Глупо. Все и так будет, как Он захочет, и для этого Ему не нужно моего разрешения.
Повелитель мгновенно оказался передо мной, а Его губы снимали слезинки с моих ресниц. Он никогда не бывал нежен, осторожен, пожалуй, но нежен – никогда. Нет, порой он трепал по волосам, сперва указав место у своих ног, но так, как я сам когда-то давно гладил гончую из отцовской своры, выделяя ее из остальных. Я всегда ощущал Повелителя лучше других, и Его усмешка от меня не укрылась – Он забавлялся, и может быть Фрай тоже заметил бы как обстоит все на самом деле, если бы не сжигающий, испепеляющий гнев.
Его объятья такие жаркие и ледяные одновременно, бережно, словно что-то хрупкое, Повелитель поднял меня на руки и также осторожно опустил на широкое ложе, склонившись к лицу и накрыв нас водопадом черных как ночь волос. И только голос, Его голос, звучал где-то у меня внутри, порабощая разум и заставляя неметь тело. «Ты знаешь, что я могу сделать тебя безвольной куклой, лишь издалека наблюдающей за тем, что здесь случится. Или ты можешь быть покорным и податливым, как и всегда подо мной, делая вид, что тебе это по нраву, что близость со мной все, о чем ты мечтал. У тебя тысячи масок, серебряный демон, надень еще одну. Злишься? Думаешь, нет разницы, когда итог один? А ведь Фрай будет смотреть, мой своенравный регент, и лишь от тебя зависит, как долго продлится пытка для вас обоих. Если ты будешь со мной по собственной воле, все закончится быстро, а нет – до утра еще очень далеко… Рассвет в Нижнем очень нескоро… Не шипи рассерженной кошкой, не стоит…Ты же знаешь, меня не трогают проклятия… одним больше, одним меньше…»
Я смирился с уготованной мне ролью, Повелитель бы выполнил свое обещание, заключив меня в собственном теле, как в тюрьме, и заставив восторженно отдаваться Его силе, выгибаясь и ластясь, словно опоен приворотным зельем. Не успел я проклясть Его еще раз, как сильные руки повернули меня на постели, и вот уже все, что могу видеть, распластанный на спине, запрокинув голову, – плывущий маревом неконтролируемой ярости алый безумный взгляд.
– Фрай, раз уж ты помешал нашим ежевечерним забавам, – понимание, что князь не поверит, что Повелитель давно не звал меня, прокатилось холодом по спине, – не смей отводить глаз. Смотри внимательно, князь Нижнего мира, как ласков и податлив сильнейший из демонов, как он льнет ко мне, выпрашивая ласку, и с каким удовольствием я даю ему то, чего он желает.
Морок заполнил глаза Повелителя, Его прикосновения чуткие, бережные будили изголодавшуюся по нежности плоть, черты Его лица утратили жесткость и непререкаемую силу, а на губах вместо обычной ледяной усмешки зацвела легкая полуулыбка. Чудовище. Сколько же и у Него масок. Но эту, заботливого и чуткого любовника, Повелитель не надевал никогда. И мне становилось все страшнее с каждым мгновением – все робкое равновесие, установившееся между мной и Фраем, летело в бездну, и ничто уже не вернет тех легких объятий там, на балконе, когда огненный демон впервые овладел моим телом. Ярость князя полыхала, во стократ разгораясь от каждой ласки Повелителя, подаренной не ему, и в свою очередь питая то шальное, безумное веселье, что плескалось в жилах самой древней и непонятной твари, что носили земли всех трех миров. А я между ними двумя, теми единственными, кто получил сильнейшего демона и никогда его не хотел. Лишь средство к достижению цели, послушное орудие, дерзкая своенравная игрушка, способ отомстить или направить в нужное русло.
Повелитель склонился надо мной, приподняв под лопатками и заставив обнажить шею, и в своем перевернутом с ног на голову мире я видел только пламя в алых глазах, пока моей кожи касались губы, выпивая мою собственную силу и напитывая чужой, древней, тошнотворной. Это был Его последний приказ – смотреть в глаза Фрая и молчать, пока огнеокий демон не сорвется ураганом из спальни. Я даже не смогу сказать Повелителю, как же сильно Его ненавижу, когда Его семя прольется внутри меня, растаптывая все, что оставалось в моей душе. В тот миг, казалось, я бы легче пережил, если бы Повелитель овладел мною на глазах всех своих подданных прямо в тронном зале, только бы там не было Фрая. Отчего-то для меня было важно, чтобы мой огнеокий князь не видел меня с Ним.
Словно плетью хлестал хмельной азарт Повелителя, тело скручивало в узлы от вожделения, впитывавшегося через кожу от малейших Его касаний, а разум заходился от невыносимой боли. И что-то внутри говорило мне, что это не только мои боль, отчаяние и ненависть, но и те, что я вытягивал из яркого пламени глаз Фрая. «Что-то твоя маска вот-вот пойдет трещинами, демон. Думай о нем, думай о том, что все скоро закончится» – тихий смех Повелителя звучал в моей голове, а я мог думать лишь о том, что все только начинается, а это «скоро» хорошо бы уложилось в тысячелетие. Демоны злопамятны, очень злопамятны. И очень редко привязываются к кому-то.
Я выгнулся, приникая к обжигающе холодной груди, и потянулся за поцелуем, только так я мог на краткие мгновения избавиться от выжигающего изнутри алого взгляда. Я стонал и плавился, как портовая шлюха, притираясь к Нему ближе, обнимая ногами Его талию и жадно поводя ладонями по Его спине и бокам. Только бы Он вошел, не мучал меня больше, тогда можно будет не беспокоиться о случайно соскользнувшей маске, списав гримасы на яркое животное удовольствие. Повелитель смеялся, зарываясь ладонью в моих волосах и проводя второй по моей пояснице, смеялся и приговаривал:
– Не торопись, сладенький. Куда же ты так торопишься. Неужели так соскучился всего за день, – ненависть полыхала в груди, сворачиваясь ядовитыми змеями в ожидании момента, когда сможет выйти и ужалить.
Меня трясло и выворачивало от каждого «сладенький», от каждого тягучего поцелуя и бережного касания огромных когтей, что совсем недавно не были так нарочито щадящи, а на душе оставались широкие ноющие рубцы от пересекавшегося с моим безумного взгляда Фрая.
Повелитель смилостивился над своей игрушкой, может потому, что видел предел моих сил удерживать эту лживую маску похотливой подстилки, может от того, что еще чуть-чуть и Фрай перестал бы верить в то, что Он чутко прислушивается к моим желаниям. Как бы то ни было, но я задохнулся и задрожал, когда Он бережно и чутко принялся проникать в мое тело. Я бы взвыл от раздирающей внутренности боли, если бы горло не перехватил тяжелый спазм, заперев дыхание. Все внутри горело огнем от Его медленных вкрадчивых движений, сила Повелителя перетряхивала каждый клочок моей бренной плоти, каждую каплю крови. Я ненавидел те ночи, когда Он брал меня в свою постель. Это все равно, что проваливаться в бездну, морок, ничто. Случка с самой сутью миров, что может быть большим кощунством? Я не знаю, как ощущал это Фрай, почему он так жаждал близости с Ним, но я ненавидел каждое мгновение из тех, что меня заполняла собой эта древняя непонятная тварь.
Сознание то угасало, то выплывало на поверхность, ловя осколки чужих воспоминаний о тех временах, когда о демонах не было даже упоминаний, а миры были юны и восторженны, словно дитя. Картины прошлого накатывали вместе с волнами чужой бушующей силы, исподволь разрушавших меня в такт глубокими толчкам, где-то далеко рвавшим на части тело. Только встретив прожигающий насквозь пламенный взгляд, я понял, что Повелитель намотал на кулак пряди моих волос, выгибая назад почти безвольное тело, напоминая о моем наказании и своем приказе.
Я никогда не был особо сдержан, но всегда мог контролировать свою силу и ярость. До того дня. До того, как под алым безумным взглядом Повелитель излился в меня, рыкнув так, что чуть не обрушились стены спальни. До того, как огненной тенью метнулся князь, выносясь за пределы замка через череду открытых порталов. Тогда моя всегдашняя жестокость обрела свободу, и я перестал контролировать свою ярость. С тех самых пор, я иногда находил себя среди растерзанных тел или огромных разрушений, котлованов спекшегося песка или ледяной пустоши, бывшей совсем недавно увитой виноградом деревушкой. Что-то надломилось во мне, и я черпанул из того особого источника сердца миров то, что мне никогда не удержать и не подчинить, то, что исподволь выедало меня изнутри, порой вырываясь на свободу и разрушая все, до чего дотягивалось.
– Почему ты не поговорил с Фраем? – я и сам не заметил, как пальцы Дарка вплелись в волосы, аккуратно массируя виски.
– Сперва он не стал бы меня слушать, потом, когда Повелитель ушел, было не до того, стоило огромных трудов удержать князя на месте, убедить его сохранить миры в то виде, в каком Он их оставил, – почему-то было тепло и уютно, уткнувшись лбом в плечо этого несносного мальчишки, – а после уже не имело значения, кто и в чем виноват.
Дарк улегся на постель, увлекая меня за собой, и я с тихим стоном прижался к его телу, позволив горячим ладоням скользить по спине.
– Знаешь, Повелитель был прав, ненависть связывает сильнее любви. Кто знает, сколько бы мне удалось удерживать Фрая от глупостей, если бы не наше извечное противостояние и соперничество.
URL записиОт juo_M: Просилась эта история давно и прочно, потому что было ощущение недостатка отдельных обоснуев. Теперь вроде все ровно.
От Mirabella: Хотелось пожалеть и почесать за ушком. Хотя, нет, скорее хотелось найти истоки войны, странной и нелогичной, когда противостояние вмиг оборачивается сплоченностью.
Предупреждение: демоны, слеш, местами ангст пополам с юстом, по старой доброй традиции не вычитано толком.
Статус: закончен.
Примечание: герои и мир нашей ролевой.
пейринг Повелитель/Зорн, остальные намеками
Как-то незаметно мы спелись с Дарком и проводили много времени вместе, ожидаючи возвращения князя, который по-прежнему боялся оставлять мальчишку одного и требовал от меня за ним присматривать. Хотя, кто за кем присматривал на самом деле, было большим вопросом.
Привычка читать ему что-то из демонских трактатов перед сном незаметно переплавилась в рассказы о прошлом миров, подхлестываемые вопросами Дарка. Обычно его интересовал лишь Фрай и все, что с ним связано прямо или косвенно, а еще Повелитель. Только вот о Нем мальчишка боялся спрашивать, словно какое-то невысказанное соглашение повисло между нами. Только я понимал, что это ненадолго. Но вот того, что он спросит о нас, о Повелителе и обо мне, никак не ожидал. Иногда этот мальчишка ставил меня в тупик.
Задумался, ответить ли, а если и рассказать, то, что именно. Сам не заметив как, подтянул ноги на кровать и обнял руками колени. Это всегда было больной темой. Но может, если рассказать, будет не так горько?
Память услужливо подкинула воспоминание. Я сидел у Его ног, Повелитель отрешенно перебирал темное серебро моих волос; во мне плескалась, клокоча и разъедая внутренности, обида.
– Почему Вы отдали трон ему? Мы почти равны по силе. Он несдержанный, не умеющий мыслить наперед и принимать решения, повинуясь разуму, а не эмоциям.
– Вы нужны мне оба, – ладонь приподняла мое лицо за подбородок, и я потерялся в этих бездонных глазах. – Если бы я отдал трон тебе, разве Фрай остался бы рядом? А ты всегда будешь за его спиной.
– Скажите, мой господин, это Вы приложили руку к моей любви?
– Разве это важно? Неужели имеет значение, почему ты что-то чувствуешь? Разве не ценнее само чувство?
Горькая улыбка скривила мои губы.
Долгое время я злился, не зная ответа на тот вопрос, но прекрасно понимая – кое в чем Повелитель прав, происхождение чувства не имеет значения, главное – от этой безумной любви мне никуда не деться. И только совсем недавно, по меркам демона, пришел покой – Фрая, мой несдержанный огненный вихрь, сердце выбрало само, без чьей-либо указки. А Повелитель… Он просто провоцировал нас обоих. Меня, чтобы я отгорел, перебесился и стал послушным орудием в руках молодого князя, обеспечив ему надежный тыл. Фрая, чтобы тот, наконец, понял, что не сможет справиться сам и ему нужна не столько моя сила, сколько поддержка и знания.
А еще Он провоцировал ревность. Зная моего огнеокого демона, как величайшего собственника, Повелитель понимал, что Фрай не сможет делить с кем-либо своего любовника. Возможно, ревность была бы тем огненным мечом, что содрала бы его шоры, позволив разглядеть не только мою любовь, но и собственные привязанности. Нужно было лишь подстроить, чтобы Фрай застал меня с кем-то. Впрочем, Повелитель прекрасно знал и другое – я покорюсь лишь сильнейшему, а значит выбор невелик: князь и Он сам. Плохой выбор. Судьба вновь сдала мне крапленые карты. Ревность вспыхнула, но Фрай взревновал Его, а не свою мимолетную игрушку, что зажимал несколько раз по темным углам. Но Повелитель не был бы собой, если бы не сумел и это повернуть в своих интересах. Господин Трех миров и судеб всех, в них живущих, оказался прав – ненависть порой способна связать сильнее любви. И Он обрек меня на века княжеской ярости, ревности и ненависти.
Мне так и не удалось забыть взгляд Фрая, когда он впитывал, не в силах противиться не власти Его прямого приказа, но притяжению Его силы и красоты, впитывал как губка малейший жест, каждое движение, которым дарил меня Повелитель, заполняя собой. Клянусь бездной, ни до, ни после во все века моей жизни в обличье демона мне не было так безудержно страшно и горько – видеть, как ненависть вспыхивает в алых зрачках миллионами пожаров, знать, что она будет не просто тлеть, но бесноваться в них целые эпохи, не теряя своей бушующей силы, понимать, что я ничего не могу изменить.
– Ты звал меня, Повелитель? – серебро волос рассыпалось, скрыв мое лицо и вспыхнувший в глазах ужас от того, что маятник пришел в движение, едва уловимое, но все же – равновесие пошатнулось.
Прежде, чем я понял, что именно задумал тот, кто по своей минутной прихоти не раз заставлял миры содрогаться в тяжелых катаклизмах, убивающих все живое, Повелитель оказался за моей спиной, проведя ладонью по предплечью. Сердце сдавило в ледяных тисках – Он давно не звал меня в постель, даже Фрая, отчаянно алчущего внимания Повелителя, избегал, доводя до яркого искрящегося бешенства, одаривая лишь мимолетными холодными взглядами и скупыми прикосновениями. А сейчас я находился в Его покоях, в полной и безграничной власти Того, кому невозможно перечить. Маятник раскачивался все отчетливее, а под Его острыми когтями обнажалось мое тело, сверкая мелкими капельками крови там, где одежда превращалась в лохмотья. От своей Повелитель избавился в одно мгновение и запер меня в удушливых тисках своих объятий, слизывая с кожи плеч кровь из уже затянувшихся царапин.
Равновесие миров на кончиках Его пальцев, отлетевшая от мощного пинка дверь, знакомая аура за спиной, сотканная сейчас из гнева, ярости, ненависти, испепеляющей злости и… обиды. В этот раз на поле не тысячи фигурок, но только две пешки – я и Фрай, а Повелитель лишь сторонний наблюдатель, тот, кто дергает за ниточки, как в марионеточном театре Верхнего мира. Горечь и обреченность заполнили все мое существо, тело уже покорилось – в первое мгновение дернувшись в объятьях моего кошмара, расслабленно откинуло голову на Его плечо, прижавшись спиной к груди и закрыв глаза. Но глупое сердце никак не желало признать поражение там, где никогда не выиграть – щеку обожгло горячей влагой, губы сложились в беззвучное: «Пожалуйста, только не так, не перед ним… Все, что захочешь, только пусть он уйдет». Глупо. Все и так будет, как Он захочет, и для этого Ему не нужно моего разрешения.
Повелитель мгновенно оказался передо мной, а Его губы снимали слезинки с моих ресниц. Он никогда не бывал нежен, осторожен, пожалуй, но нежен – никогда. Нет, порой он трепал по волосам, сперва указав место у своих ног, но так, как я сам когда-то давно гладил гончую из отцовской своры, выделяя ее из остальных. Я всегда ощущал Повелителя лучше других, и Его усмешка от меня не укрылась – Он забавлялся, и может быть Фрай тоже заметил бы как обстоит все на самом деле, если бы не сжигающий, испепеляющий гнев.
Его объятья такие жаркие и ледяные одновременно, бережно, словно что-то хрупкое, Повелитель поднял меня на руки и также осторожно опустил на широкое ложе, склонившись к лицу и накрыв нас водопадом черных как ночь волос. И только голос, Его голос, звучал где-то у меня внутри, порабощая разум и заставляя неметь тело. «Ты знаешь, что я могу сделать тебя безвольной куклой, лишь издалека наблюдающей за тем, что здесь случится. Или ты можешь быть покорным и податливым, как и всегда подо мной, делая вид, что тебе это по нраву, что близость со мной все, о чем ты мечтал. У тебя тысячи масок, серебряный демон, надень еще одну. Злишься? Думаешь, нет разницы, когда итог один? А ведь Фрай будет смотреть, мой своенравный регент, и лишь от тебя зависит, как долго продлится пытка для вас обоих. Если ты будешь со мной по собственной воле, все закончится быстро, а нет – до утра еще очень далеко… Рассвет в Нижнем очень нескоро… Не шипи рассерженной кошкой, не стоит…Ты же знаешь, меня не трогают проклятия… одним больше, одним меньше…»
Я смирился с уготованной мне ролью, Повелитель бы выполнил свое обещание, заключив меня в собственном теле, как в тюрьме, и заставив восторженно отдаваться Его силе, выгибаясь и ластясь, словно опоен приворотным зельем. Не успел я проклясть Его еще раз, как сильные руки повернули меня на постели, и вот уже все, что могу видеть, распластанный на спине, запрокинув голову, – плывущий маревом неконтролируемой ярости алый безумный взгляд.
– Фрай, раз уж ты помешал нашим ежевечерним забавам, – понимание, что князь не поверит, что Повелитель давно не звал меня, прокатилось холодом по спине, – не смей отводить глаз. Смотри внимательно, князь Нижнего мира, как ласков и податлив сильнейший из демонов, как он льнет ко мне, выпрашивая ласку, и с каким удовольствием я даю ему то, чего он желает.
Морок заполнил глаза Повелителя, Его прикосновения чуткие, бережные будили изголодавшуюся по нежности плоть, черты Его лица утратили жесткость и непререкаемую силу, а на губах вместо обычной ледяной усмешки зацвела легкая полуулыбка. Чудовище. Сколько же и у Него масок. Но эту, заботливого и чуткого любовника, Повелитель не надевал никогда. И мне становилось все страшнее с каждым мгновением – все робкое равновесие, установившееся между мной и Фраем, летело в бездну, и ничто уже не вернет тех легких объятий там, на балконе, когда огненный демон впервые овладел моим телом. Ярость князя полыхала, во стократ разгораясь от каждой ласки Повелителя, подаренной не ему, и в свою очередь питая то шальное, безумное веселье, что плескалось в жилах самой древней и непонятной твари, что носили земли всех трех миров. А я между ними двумя, теми единственными, кто получил сильнейшего демона и никогда его не хотел. Лишь средство к достижению цели, послушное орудие, дерзкая своенравная игрушка, способ отомстить или направить в нужное русло.
Повелитель склонился надо мной, приподняв под лопатками и заставив обнажить шею, и в своем перевернутом с ног на голову мире я видел только пламя в алых глазах, пока моей кожи касались губы, выпивая мою собственную силу и напитывая чужой, древней, тошнотворной. Это был Его последний приказ – смотреть в глаза Фрая и молчать, пока огнеокий демон не сорвется ураганом из спальни. Я даже не смогу сказать Повелителю, как же сильно Его ненавижу, когда Его семя прольется внутри меня, растаптывая все, что оставалось в моей душе. В тот миг, казалось, я бы легче пережил, если бы Повелитель овладел мною на глазах всех своих подданных прямо в тронном зале, только бы там не было Фрая. Отчего-то для меня было важно, чтобы мой огнеокий князь не видел меня с Ним.
Словно плетью хлестал хмельной азарт Повелителя, тело скручивало в узлы от вожделения, впитывавшегося через кожу от малейших Его касаний, а разум заходился от невыносимой боли. И что-то внутри говорило мне, что это не только мои боль, отчаяние и ненависть, но и те, что я вытягивал из яркого пламени глаз Фрая. «Что-то твоя маска вот-вот пойдет трещинами, демон. Думай о нем, думай о том, что все скоро закончится» – тихий смех Повелителя звучал в моей голове, а я мог думать лишь о том, что все только начинается, а это «скоро» хорошо бы уложилось в тысячелетие. Демоны злопамятны, очень злопамятны. И очень редко привязываются к кому-то.
Я выгнулся, приникая к обжигающе холодной груди, и потянулся за поцелуем, только так я мог на краткие мгновения избавиться от выжигающего изнутри алого взгляда. Я стонал и плавился, как портовая шлюха, притираясь к Нему ближе, обнимая ногами Его талию и жадно поводя ладонями по Его спине и бокам. Только бы Он вошел, не мучал меня больше, тогда можно будет не беспокоиться о случайно соскользнувшей маске, списав гримасы на яркое животное удовольствие. Повелитель смеялся, зарываясь ладонью в моих волосах и проводя второй по моей пояснице, смеялся и приговаривал:
– Не торопись, сладенький. Куда же ты так торопишься. Неужели так соскучился всего за день, – ненависть полыхала в груди, сворачиваясь ядовитыми змеями в ожидании момента, когда сможет выйти и ужалить.
Меня трясло и выворачивало от каждого «сладенький», от каждого тягучего поцелуя и бережного касания огромных когтей, что совсем недавно не были так нарочито щадящи, а на душе оставались широкие ноющие рубцы от пересекавшегося с моим безумного взгляда Фрая.
Повелитель смилостивился над своей игрушкой, может потому, что видел предел моих сил удерживать эту лживую маску похотливой подстилки, может от того, что еще чуть-чуть и Фрай перестал бы верить в то, что Он чутко прислушивается к моим желаниям. Как бы то ни было, но я задохнулся и задрожал, когда Он бережно и чутко принялся проникать в мое тело. Я бы взвыл от раздирающей внутренности боли, если бы горло не перехватил тяжелый спазм, заперев дыхание. Все внутри горело огнем от Его медленных вкрадчивых движений, сила Повелителя перетряхивала каждый клочок моей бренной плоти, каждую каплю крови. Я ненавидел те ночи, когда Он брал меня в свою постель. Это все равно, что проваливаться в бездну, морок, ничто. Случка с самой сутью миров, что может быть большим кощунством? Я не знаю, как ощущал это Фрай, почему он так жаждал близости с Ним, но я ненавидел каждое мгновение из тех, что меня заполняла собой эта древняя непонятная тварь.
Сознание то угасало, то выплывало на поверхность, ловя осколки чужих воспоминаний о тех временах, когда о демонах не было даже упоминаний, а миры были юны и восторженны, словно дитя. Картины прошлого накатывали вместе с волнами чужой бушующей силы, исподволь разрушавших меня в такт глубокими толчкам, где-то далеко рвавшим на части тело. Только встретив прожигающий насквозь пламенный взгляд, я понял, что Повелитель намотал на кулак пряди моих волос, выгибая назад почти безвольное тело, напоминая о моем наказании и своем приказе.
Я никогда не был особо сдержан, но всегда мог контролировать свою силу и ярость. До того дня. До того, как под алым безумным взглядом Повелитель излился в меня, рыкнув так, что чуть не обрушились стены спальни. До того, как огненной тенью метнулся князь, выносясь за пределы замка через череду открытых порталов. Тогда моя всегдашняя жестокость обрела свободу, и я перестал контролировать свою ярость. С тех самых пор, я иногда находил себя среди растерзанных тел или огромных разрушений, котлованов спекшегося песка или ледяной пустоши, бывшей совсем недавно увитой виноградом деревушкой. Что-то надломилось во мне, и я черпанул из того особого источника сердца миров то, что мне никогда не удержать и не подчинить, то, что исподволь выедало меня изнутри, порой вырываясь на свободу и разрушая все, до чего дотягивалось.
– Почему ты не поговорил с Фраем? – я и сам не заметил, как пальцы Дарка вплелись в волосы, аккуратно массируя виски.
– Сперва он не стал бы меня слушать, потом, когда Повелитель ушел, было не до того, стоило огромных трудов удержать князя на месте, убедить его сохранить миры в то виде, в каком Он их оставил, – почему-то было тепло и уютно, уткнувшись лбом в плечо этого несносного мальчишки, – а после уже не имело значения, кто и в чем виноват.
Дарк улегся на постель, увлекая меня за собой, и я с тихим стоном прижался к его телу, позволив горячим ладоням скользить по спине.
– Знаешь, Повелитель был прав, ненависть связывает сильнее любви. Кто знает, сколько бы мне удалось удерживать Фрая от глупостей, если бы не наше извечное противостояние и соперничество.